Платоновское богословие о бессмертии душ
Главное из собственных сочинений Марсилио Фичино — фундаментальный трактат «Платоновское богословие о бессмертии душ», состоящий из предисловия и восемнадцати книг, разбитых в свою очередь на главы. В предисловии к «Платоновскому богословию» Фичино заявляет о намерении восстановить почитание Бога и сформировать новое понимание человеческой природы. В отличие о других гуманистов, находивших вдохновение в трудах ранних отцов Церкви, прежде всего Августина, Фичино в своих рассуждениях опирается на учение Платона и его последователей, полагая платоновскую традицию в целом находящейся в соответствии с христианской.
Титульная страница книги М.Фичино. Флоренция, Библиотека Медичеа-Лауренциана
В этом сочинении Фичино стремился доказать, что фундаментальные истины христианской веры, в частности ее учение о бессмертии души, подтверждаются наиболее авторитетными языческими мудрецами, многие из которых творили еще до пришествия Христа. Основной полемический пафос трактата направлен против аверроистов и эпикурейцев, отрицавших бессмертие индивидуальной души. Обстоятельно исследуя подходы известных ему мыслителей прошлого к решению кардинальных вопросов бытия и познания, Фичино дал своеобразную, ренессансную по сути, переработку неоплатонизма, в первую очередь философского богословия Прокла.
Вслед за неоплатониками в основе мироздания Фичино полагал иерархию сущего, в которой подчеркивал момент единства, поскольку все ее ступени находятся в динамической связи благодаря постоянному процессу нисхождения от высшего начала к низшему и восхождению в обратном направлении — от материи через посредствующие инстанции к Богу. Эта непрерывная циркуляция бытия делает перегородки между различными его уровнями зыбкими, подвижными, условными и соединяет, казалось бы, несоединимое — Бога и мир — в некую целостность, в которой различные природы отражаются и присутствуют друг в друге.
Главнейшим выражением и условием вселенского единства является душа, или, как ее именует Фичино, «третья сущность», сочетающая всевозможные виды и уровни реальности, стягивающая в себе противоположные начала бытия, ибо она — «центр природы, средоточие всех вещей, цепь мира, лик вселенной, узел и скрепа мироздания».
Стремясь акцентировать центральное положение души в иерархии сущего, Фичино саму эту иерархию делит не на шесть уровней, как, например. Плотин, а на пять, так чтобы душа занимала место в середине, на третьей ступени, считая как сверху, так и снизу: Бог и ангелы составляют верхние этажи, качество и тело — нижние, душа же располагается между теми и другими.
Причастная всем им, душа, когда поднимается к Богу или опускается в низины бытия, увлекает с собой остальные природы, именно ее действием осуществляется подвижная связь всех ступеней мироздания. Наделенный такой душой человек выступает у Фичино полновластным хозяином внешней, материально-природной жизни. Он ощущает себя свободным творцом, от воли которого зависит все, что его окружает, своего рода богом, способным извести из себя целый мир, перевоплощая и преобразуя объекты и отношения действительности.
Антропология, разработанная флорентийским гуманистом, больше, чем учение какой-то школы или направления: она стала идеологией эпохи, придав теме достоинства человека, постоянно возникавшей в сочинениях ренессансных мыслителей, космический масштаб и выявив ее онтологические предпосылки.
Перевод и толкование сочинений Платона
В 1463 году Фичино переводит на латинский язык диалоги Платона, творчество которого он рассматривал как важнейшее звено в развитии «благочестивой философии», восходящей к самым отдаленным временам. С целью проследить судьбу и показать внутреннее согласие «древнего богословия» Фичино начал с тех, кто, по преданию, одним из первых сообщил людям сокровенные божественные тайны, прикрывая их поэтическими образами, философскими притчами, математическими фигурами и числами. В своих занятиях он как бы повторял тот путь, который прошла религиозно-философская мудрость язычников, получившая свое наиболее совершенное выражение у Платона и его последователей.
Титульная страница рукописи М.Фичино. Вольфенбюттель, Библиотека герцога Августа
К августу 1469 г. Фичино составил «Комментарий на «Пир» Платона, о Любви», перевел его на итальянский язык — первое крупное оригинальное сочинение, разошедшееся в многочисленных рукописях и принесшее ему известность. Работа над переводом, а затем над латинским изданием сочинений Платона и комментариев к ним была для Фичино не очередным, а важнейшим этапом его деятельности. В этом же году он приступил к написанию своего фундаментального труда «Платоновское богословие о бессмертии душ».
Комментарий повествует о космической функции любви и о сущности прекрасного. Исследуя природу красоты, Фичино настаивал на ее божественном происхождении. Будучи в своем основании духовной, красота вместе с тем отражается и воплощается в материальных телах и формах; назначение любви, определяемой Фичино как некий «духовный круговорот», в том, чтобы привести человека от красот этого мира к их истинному источнику, то есть соединить с Богом.
Воспитанный на богословских суммах Средневековья и комментариях к ним, Фичино в Платоне видел прежде всего создателя подобного рода суммы только уже «древнего богословия», которое совместимо с Божественным откровением и может быть использовано для проникновения в глубины величайших тайн христианского вероучения. Именно поэтому Фичино находил также возможным использовать «древнее богословие», подытоженное платонизмом, в спасительных для религии целях, т.е. для ее апологетики.
Малые труды
Выход в свет всех крупных своих трудов Фичино предварял или сопровождал небольшими публикациями, оформленными, как правило, в виде посланий различным лицам. Одно из них, «Пояснение к «Платоновскому богословию»», было составлено в январе 1477 г. и состояло из вступления и трех небольших трактатов, упомянутых Фичино как самостоятельные произведения в числе других недавно завершенных им богословских сочинений.
В 1476 г. Фичино издает небольшие трактаты «О свете в теле мира, в ангеле, в Боге» и «О восхищении Павла до третьего неба и бессмертии души», вошедшие во вторую книгу «Эпистол».
В начале 1477 г. был подготовлен трактат «Компендий Платоновского богословия», который посвящался философам-единомышленникам и вместе с четырьмя другими сходного типа сочинениями, созданными осенью-зимой 1476—1477 гг., образовывал некое собрание, именуемое «пять ключей платоновской мудрости».
К концу июня 1478 г. Фичино перевел с латинского на итальянский язык 11 посланий из 1—5-й книг своих «Эпистол» и озаглавил всю подборку «Нравственные беседы о глупости и ничтожестве людей».
В 1479 г. Фичино написал трактат на итальянском языке «О мерах против чумы». Поводом, заставившим гуманиста вспомнить о полученном смолоду медицинском образовании, стала эпидемия чумы, захватившая Флоренцию в 1478 — 1480 гг. В рассуждении о природе и причине этого недуга Фичино опирался на свои познания в астрологии, усматривая в нем злотворное действие определенных небесных констелляций, производящих в воздухе ядовитые пары, которые смертоносны для людей. Главная рекомендация Фичино состояла в том, чтобы бежать из зараженных мест как можно раньше и дальше, а возвращаться как можно позже.
Верный своему давнему плану, после изучения Платона Фичино обратился к исследованию дальнейшей традиции «благочестивой философии». С 1484 он был занят переводом и комментированием «Эннеад» Плотина (1492).
6 января 1489 г. в письме к Франческо Бандини Фичино сообщал, что откомментировал лишь половину книг Плотина и, возможно, успел бы все, если бы не вынужден был кроме того переложить на латынь частями сочинение Михаила Пселла «О демонах», трактат Синезия «О сновидениях», фрагменты «О воздержании от употребления в пищу животных» Порфирия, «О мистериях египтян, халдеев, ассирийцев» Ямвлиха, а также комментарий Прискиана-Лидийца к трактату Феофраста «Об уме» В этот же период Фичино перевел «О жертвоприношении и магии» Прокла, а также труды Псевдо-Дионисия Ареопагита, Афинагора.
В 1489 г. Фичино опубликовал собственный медико-астрологический трактат «Три книги о жизни», созданный в значительной мере по мотивам комментариев к Плотину. Материал этого произведения послужил пищей к разговорам, в которых Фичино обвиняли в неподобающем ему как священнику занятии медициной, астрологией и магией
Это привлекло внимание римской курии. Фичино оправдывал себя тем, что священникам не возбраняется заниматься лечением болезней тела, что он не одобрял, но лишь излагал магическую науку в связи с комментированием Плотина, что он, наконец, вел речь не о поклонении демонам, но о естественной магии, нацеленной на обретение телесного здравия, используя благодетельные небесные воздействия.
В 1492 написал трактат «О солнце и свете», в 1494 завершил обширные толкования к нескольким диалогам Платона. В предисловии к трактату Фичино сознавался:
В 1495 в Венеции Фичино издал двенадцать книг своих «Посланий». 27 сентября 1499 г. датировано завещание, исполнителями которого Фичино назначил семь братьев из монастыря Святого Марка. Умер Марсилио Фичино 1 октября 1499 г. за комментированием «Послания к римлянам» апостола Павла.
Quotes[edit]
- The people who have discovered something important in any of the more noble arts have principally done so when they have abandoned the body and taken refuge in the citadel of the soul.
Five Questions Concerning the Mind (1495)edit
-
- as translated by J. L. Burroughs, in The Renaissance Philosophy of Man (1948)
- The intellect is prompted by nature to comprehend the whole breadth of being. … Under the concept of truth it knows all, and under the concept of the good it desires all.
- The inquiry of the intellect never ceases until it finds that cause of which nothing is the cause but which is itself the cause of causes. This cause is none other than the boundless God. Similarly, the desire of the will is not satisfied by any good, as long as we believe that there is yet another beyond it. Therefore, the will is satisfied only by that one good beyond which there is no further good. What can this good be except the boundless God?
- The rational soul in a certain manner possesses the excellence of infinity and eternity. If this were not the case, it would never characteristically incline toward the infinite. Undoubtedly this is the reason that there are none among men who live contentedly on earth and are satisfied with merely temporal possessions.
-
If someone asks us which of these is more perfect, intellect or sense, the intelligible or the sensible, we shall promise to answer promptly, if he will first give us an answer to the following question. You know, my inquiring friend, that there is some power in you which has a notion of each of these things—a notion, I say, of intellect itself and of sense, of the intelligible and the sensible. This is evident, for the same power which compares these to each other must at that time in a certain manner see both. Tell me, then, whether a power of this kind belongs to intellect or sense? …
Sense, as you yourself have shown, can perceive neither itself nor intellect and the objects of intellect; whereas intellect knows both. … Therefore, intellect is not only more perfect than sense but is also, after perfection itself, in the highest degree perfect.
pp. 203-204
- When the object of sense is very violent, it injures sense at once, so that sense, after its occurrence, cannot immediately discern its weaker objects. Thus extreme brightness offends the eye, and a very loud noise offends the ears. Mind, however, is otherwise; by its most excellent object it is neither injured nor ever confused. Nay, rather, after this object is known, it distinguishes inferior things at once more clearly and more truly.
Quotations by Marsilio Ficino that are hermeticism and magic
Wealth begins . . . in giving on all sides by tools and auxiliaries the greatest possible extension to our powers; as if it added feet and hands and eyes and blood. . . .
The ideas of things intellectually known pass into the substance of the intellect much more than do foods into the substance of the body.
Poetry being an attempt to express, not the common sense, — as the avoirdupois of the hero, or his structure in feet and inches, — but the beauty and soul in his aspect . . . runs into fable, personifies every fact. . . .
Never worry about anything. Live in the present. Live now. Be happy.
Law it is . . . which hears without ears, sees without eyes, moves without feet and seizes without hands.
Laurel crowns cleave to deserts And power to him who power exerts;
Hast not thy share? On winged feet, Lo! it rushes thee to meet; . . .
What is odious but . . . people . . . who toast their feet on the register. . . .
Трактат «О христианской религии» и Академия
В декабре 1473 г. Марсилио Фичино был рукоположен в священники и своим долгом почел сразу же выступить с сочинением о религии, служителем которой он стал. В 1474 году, сразу после завершения «Платоновского богословия», Фичино написал трактат «О христианской религии», состоящий из 37 глав и предисловия, которым стремился возобновить традицию христианской апологетики раннецерковных писателей. Как и переводы Платона и «Платоновское богословие», трактат «О христианской религии» Фичино посвятил Лоренцо Медичи.
Трактат в определенном смысле предназначен был служить пролегоменами к «Платоновскому богословию» и всей древнеязыческой мудрости, возрождением которой Фичино занимался,должен был подготовить христианскую мысль эпохи к их восприятию.
Доказывая истинность христианского вероучения ссылками на доктрины и практику других религиозных культов, Фичино в них усматривал обнаружение «единой религии», предустановленной божественным проведением, которое «не терпит, чтобы и на время какая-либо часть мира совершенно не ведала религии, и поэтому дозволяет соблюдение многообразных форм богопочитания в различных местах и в разные времена». Само это многообразие — при том, что никакая религия, в отличие от христианства, не выступает полным и высшим выражением истины веры — «порождает какую-то изумительную красоту во вселенной».
В 1488 г. Фичино был назначен каноником Флорентийского собора, тогда же философ начал выступать с проповедями, которые собирали большую аудиторию, с интересом слушающую, как он рассуждал, цитируя отцов церкви и повторяя мысль пифагорейца Нумения о том, что
Довольно рано вокруг Фичино начала складываться группа единомышленников, своего рода вольное ученое братство, получившее широчайшую известность под именем Платоновской академии. Она не имела устава, вместо него ее участникам было предложено руководствоваться максимами житейской мудрости, украшавшими загородный дом главы академиков: «радуйся настоящему», «не цени имущества», «не гонись за почестями», «ничего слишком», «сторонись трудов суетных».
Академия не знала должностей и фиксированного членства, в ее деятельности принимали участие люди самого разного звания и рода занятий: именитые патриции, купцы, должностные лица государства, священнослужители, врачи, университетские профессора, гуманисты, богословы, поэты, художники.
Neo-platonism quotes by Marsilio Ficino
. . . if lift you from your feet with the great voice of eloquence, then the effect is to be wide, slow, permanent, over the minds of men; . . .
There is a moment in the history of every nation, when .
. . the perceptive powers reach their ripeness and have not yet become microscopic: so that man, at that instant . . . with his feet still planted on the immense forces of night, converses by his eyes and brain with solar and stellar creation.
Who can wonder at the attractiveness.
.. of the bar, for our ambitious young men, when the highest bribes of society are at the feet of the successful orator?
No man can claim to usurp more than a few cubic feet of the audibilities of a public room. . . .
Many have paid lip service to philosophy, but these men served it with their whole heart. He tastes nothing who has not tasted for himself.
You are running to seek your friend. Let your feet run, but your mind need not.
Artists in each of the arts seek after and care for nothing but love.
Everyone believes that he abounds in wisdom, but is short of money.
Quotations by Marsilio Ficino that are hermeticism and magic
Wealth begins . . . in giving on all sides by tools and auxiliaries the greatest possible extension to our powers; as if it added feet and hands and eyes and blood. . . .
The ideas of things intellectually known pass into the substance of the intellect much more than do foods into the substance of the body.
Poetry being an attempt to express, not the common sense, — as the avoirdupois of the hero, or his structure in feet and inches, — but the beauty and soul in his aspect . . . runs into fable, personifies every fact. . . .
Never worry about anything. Live in the present. Live now. Be happy.
Law it is . . . which hears without ears, sees without eyes, moves without feet and seizes without hands.
Laurel crowns cleave to deserts And power to him who power exerts;
Hast not thy share? On winged feet, Lo! it rushes thee to meet; . . .
What is odious but . . . people . . . who toast their feet on the register. . . .
Магия и астрология
Признавая живое единство вселенной Марсилио Фичино писал, что не мог не признавать и наличие связей между миром небесным и земным. Кроме того, что звезды и планеты играли роль знаков, или вестников Божественного провидения, они также в качестве объектов более высокого порядка должны были с необходимостью воздействовать на то, что расположено ниже их, на всякую земную тварь, включая людей, — на их телесное естество и тесно связанные с ним части души. А это означает, что астральные влияния ни в коей мере не упраздняют свободную волю человека, сосуществуя с ней.
Эпидемию чумы, поразившую Италию в 1478—1479 гг., Фичино в специальном трактате «Советы, как противостоять чуме» объяснял неблагоприятным сочетанием небесных тел, призывая опасаться конъюнкций Луны с Солнцем, Сатурном или Марсом, или ее противостоянием Солнцу, или когда она образует фигуру квадрата с этими планетами, причем «чумная зараза сильно распространяется при восходе и заходе Солнца».
Рафаэль. Астрономия. 1508 г. Станца делла Сеньятура. Рим, Ватикан.
Фичино не только признает, но даже настаивает на том, что человек подвержен астральным влияниям, хотя и до определенного предела постольку, поскольку звезды не могут лишить его свободы воли, или не властны над его умом. Как он пишет в книгах «О жизни», они воздействуют лишь на дух человека посредством мирового духа (spiritus mundi), некоего среднего звена между душой мира и его телом:
Строго говоря, мировой дух, обеспечивающий связь небесных объектов с тем, что находится под Луной, и, соответственно, — живое единство мира, заимствован Фичино, по-видимому, у стоиков, хотя в своей космологии он стремился предстать продолжателем Платона и Плотина. Природа этого духа двояка:
Концепция «семенных логосов» как связующего звена между формами, запечатленными в материи, и идеями ума, или посредников между миром земным, небесным и занебесным, обнаруживает близость идей Фичино не только к онтологии Плотина, но и к натурфилософскому учению Фомы Аквинского. Убежденный в существовании непрерывной связи материальных форм с божественными идеями через семенные логосы, Фичино считал, что благодаря определенным манипуляциям с этими формами человек способен получить в свое распоряжение энергии и силы высших миров. Речь идет об «астральной магии» как частной форме натуральной магии.
В роли мага выступает человек, который умеет должным образом обращаться с материальными формами, чтобы привлечь в них небесные блага. Точно так же поступает
Марсилио Фичина. Из «Комментария на «Пир» Платона».
…Порыв любящего не утоляется ни видом, ни прикосновением к телу. Ибо он желает не то или иное тело, но поклоняется, желает и испытывает трепет от сияния божественного величия, сверкающего в телах. Поэтому любящие не знают, чего желают или ждут, ибо не знают самого Бога, чей сокровенный вкус придаёт его делам некое наисладчайшее благоволение. Каковое благовоние повседневно нас возбуждает.
У Платона Павсаний утверждает, что Эрот является спутником Венеры. И полагает, что по необходимости существует столько же Эротов, сколько Венер. Он говорит о двух Венерах, которых соответственно сопровождают два Эрота. Одну Венеру он считает небесной, другую же вульгарной. Эта небесная Венера порождена небом без матери. Вульгарная же происходит от Юпитера и Дионы.
Платон называет любовь горькой вещью (в итал. тексте — сладостным горьким плодом). И справедливо, потому что всякий, кто любит, умирает. Орфей называет её сладостно-горькой, так как любовь есть добровольная смерть. Поскольку она есть смерть, она горька, но, так как смерть эта добровольна, — сладостна. Умирает же всякий, кто любит, ибо его сознание, забыв о себе самом, всегда обращается к любовнику.
Что, однако же, ищут они, когда взаимно любят друг друга? Они ищут красоту. Ибо любовь есть желание наслаждаться красотой. Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу. Красота тела ведь есть не что иное, как само сияние, проявляющееся в привлекательности красок и линий. Красота же души есть сверкание, проявляющееся в согласии учёности и нравов. Этот свет тела не воспринимает ни слух, ни обоняние, ни вкус, ни осязание, но только зрение. А коль скоро одно лишь зрение воспринимает его, то одно оно и наслаждается им. Итак, только одно зрение наслаждается телесной красотой. Но так как любовь есть не что иное, как желание наслаждаться красотой, а воспринимает её только зрение, любящий довольствуется одним созерцанием тела. Страсть же обязательно является ни частью любви, ни чувством любящего, но есть лишь вид необузданности и смятение рабской души.
Посмотри, как люди злоупотребляют словами любви и ненависти. Если безумный юноша овладевает девушкой, толпа называет это любовью, в то время как гораздо вернее сказать, что это ненависть. Истинная любовь желает в ущерб себе быть полезной другим. А он не думает ни о чём, кроме собственного удовольствия. Значит, он любит не девушку, а себя, хотя он и себя-то не любит. Потому что никто не может любить другого, если до этого он не полюбил себя — но только праведно. Никто не может никого ненавидеть, если до этого он не возненавидел себя. Однако иногда хорошо любить — значит хорошо ненавидеть, а праведно ненавидеть — значит любить. Следовательно, тот, кто ради небольшого своего удовольствия (как он считает) строит девушке козни лестью и подарками, чтобы похитить у неё лучшее из того, что она имеет: целомудрие, стыдливость, простодушие, чистую совесть, славу, — как тебе кажется, он её ненавидит или любят? Конечно, нет ненависти больше, чем эта! Когда неразумные родителя прощают детям их пороки, обычно говорят, как нежно они их любят. Напротив, как жестоко их ненавидят те, которые в угоду своим страстям пренебрегают спасением детей.
(Эразм Роттердамский).