Художественные произведения и переводы
Из числа оригинальных произведений лучшими можно считать «Легенды» и «Парамифии». Менее удачны его драмы «Дом Адмета», «Освобождённый Прометей», «Ариадна-Либера», «Эон и Эония», «Филоктет», «Брут».
Весьма значительна поэтическая и особенно переводческая деятельность Гердера. Он знакомит читающую Германию с рядом интереснейших, бывших до того неизвестными или малоизвестными, памятников мировой литературы. С огромным художественным вкусом сделана его знаменитая антология «Народные песни» (Völkslieder, 1778—1779), известная под заглавием «Голоса народов в песнях» (Stimmen der Völker in Liedern), открывшая путь новейшим собирателям и исследователям народной поэзии, так как только со времён Гердера понятие о народной песне получило ясное определение и сделалось подлинным историческим понятием; в мир восточной и греческой поэзии вводит он своей антологией «Из восточных стихотворений» (Blumenlese aus morgenländischer Dichtung), переводом «Сакунталы» и «Греческой антологией» (Griechische Anthologie). Свою переводческую деятельность Гердер завершил обработкой романсов о Сиде (1801), сделав достоянием немецкой культуры ярчайший памятник староиспанской поэзии.
Гердер Иоганн Готфрид (1744—1803) – историк культуры.
В ошибке любой женщины есть вина мужчины.
Каждый народ имеет в себе масштаб своего совершенства, несравнимый с другими народами.
Красивое не нуждается в дополнительных украшениях – больше всего его красит отсутствие украшений.
Лишь немногие шли впереди толпы, они, словно врачеватели, принуждали толпу пользоваться целебными средствами, которые сама толпа еще не могла выбрать для себя; но вот эти немногие были цветом рода человеческого, были бессмертными вольными сынами богов на земле. И имя каждого из них – имя миллионов.
Если язык человека вял, тяжел, сбивчив, бессилен, неопределен, необразован, то таков, наверное, и ум этого человека, ибо мыслит он только при посредстве языка.
Знакомство с мыслями светлых умов составляет превосходное умственное упражнение: оно оплодотворяет ум и изощряет мысль.
Из истории мы черпаем опыт, на основе опыта образуется самая живая часть нашего практического ума.
Истинное величие зиждется на сознании собственной своей силы, ложное же – на сознании слабости других.
Люди или возвышали человека, превращая его в бога, или низводили отца миров с небес, воплощая его в человеческий облик.
Мы приходим и уходим, и каждый миг приносит на Землю тысячи и уносит тысячи; Земля – пристанище для странников, блуждающая звезда, на которой останавливаются и с которой улетают караваны птиц.
Никакое чтение не требует столь строгой нормы, как чтение отрывочных, разбросанных мыслей.
Позорно не наказание, а преступление.
Человек – первый вольноотпущенник творения; он ходит выпрямившись. В нем – весы, на них взвешивает он добро и зло, истину и ложь: он может искать, он может выбирать.
Человек сотворен, чтобы искать порядок, чтобы внести ясность в свой малый промежуток времени, чтобы грядущее строить на прошедшем, – иначе зачем человеку память, зачем воспоминания?
Стремись оставить Землю довольным, благослови юдоль, где играл ты, дитя бессмертия… У тебя нет прав на нее, у Земли нет прав на тебя; увенчанный такой свободой, перепоясанный поясом неба, счастливо продолжай свой страннический путь.
Труд – целительный бальзам, он – добродетели источник.
Цель нашего земного существования заключается в воспитании гуманности, а все низкие жизненные потребности только служат ей и должны стать разумом, тонкие чувства – искусством, влечения – благородной свободой и красотой, побудительные силы – человеколюбием.
Прямой и прекрасный облик человека воспитал в нем понимание благопристойного, ибо благоприличия – прекрасные слуги и друзья истины и справедливости.
Два величайших тирана на земле: случай и время.
Если человек замкнул цепь земных созданий, будучи ее высшим и последним звеном, то именно потому он дает начало цепи высшего рода существ, будучи самым низким звеном в этой цепи; поэтому человек, по всей вероятности, звено, соединяющее две сцепленные системы творения.
Развитие общества – единственный прогрессивный исторический процесс, включающий в себя своеобразие национальных культур и исторических эпох, как качественно самостоятельных ступеней мировой истории.
Все влечения живого существа можно свести к двум основным: к сохранению жизни и к участию в жизни других, к общению с другими.
Большинство людей – животные, они принесли с собой только способность человечности, и ее только нужно воспитывать, воспитывать с усердием и трудами. А как мало людей, в ком подобным образом воспитана человечность! И у самых лучших – как нежен, как хрупок этот взращенный в них божественный цветок!
В одиночестве человек – слабое существо, в единении с другими – сильное. Глубокий, проникающий в сердце взгляд друга, слово его совета, его утешения раздвигают и поднимают низко насевшие над ним тучи.
В чем может состоять человеческое образование? На чем должно оно основываться? На мере. На ней покоятся все законы природы, точно так же, как все наши ясные и правильные понятия, наши ощущения прекрасного и благородного, применение наших сил на пользу добра, наше счастье, наше наслаждение: только мера питает и воспитывает нас, мера образует и сохраняет творения.
Литература
- Гербель Н. Немецкие поэты в биографиях и образцах. — СПБ., 1877.
- Мысли, относящиеся к философической истории человечества, по разумению и начертанию Гердера (кн. 1—5). — СПБ., 1829.
- Сид. Пред. и примеч. В. Зоргенфрея, ред. Н. Гумилёва. — П.: «Всемирная лит-pa», 1922.
- Гайм Р. Гердер, его жизнь и сочинения. В 2-х тт. — М., 1888. (переиздано издательством «Наука» в серии «Слово о сущем» в 2011 году).
- Пыпин А. Гердер // «Вестник Европы». — 1890. — III—IV.
- Меринг Ф. Гердер. На философские и литературные темы. — Мн., 1923.
- Гулыга А. В. Гердер. Изд. 2-е, доработ. (изд. 1-е — 1963). — М.: Мысль, 1975. — 184 с. — 40 000 экз. (Серия: Мыслители прошлого).
Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.
Послесловие к переводу
Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803) – личность, уникальная даже в
богатейшей палитре немецкой культуры. Многие исследователи склонны считать,
что именно он явился прообразом Фауста в трагедии Гете, с которым его долгое
время связывала тесная дружба, перешедшая к концу жизни Гердера в едва
скрываемую вражду. Он был одним из любимых студентов Канта – и стал, в
конечном счете, одним из самых радикальных критиков основателя «критической
философии». Но в этих и других размежеваниях Гердером двигал не дух
противоречия. Если вникнуть в суть тех споров, которые он вел со своими
великими и не очень великими современниками, становится совершенно ясно:
Гердер боролся за свою основную идею – идею безусловной ценности самобытных
национальных культур. С Гете он разошелся тогда, когда тот стал подчеркивать
(под влиянием Фридриха Шиллера) исключительную ценность эллинской культуры
Еще интереснее первоисточник его разногласий с Кантом: великий немецкий
философ утверждал, что решающее значение имеют различия расовые, а не
национальные (этот принципиальный тезис антропологии Канта, кстати, и до сих
пор предпочитают замалчивать).
Не менее важно и то, что одним из основных признаков подлинной нации
являлась для Гердера ее способность порождать национальных гениев, – людей,
в которых находит сосредоточенное выражение творческий дух нации в целом. Поняв дух гениев, мы поймем и дух нации – так можно сформулировать принцип,
которым он руководствовался в своих культурно-исторических исследованиях
Следуя этому принципу, Гердер был готов отказаться от предубеждений, которые
мешали ему увидеть истинный облик национального гения. Например, долгое
время Гердер весьма негативно относился к Фридриху II (1712–1786) за его
«милитаризм» и «галломанию», но в итоге полностью пересмотрел свой взгляд на
него, понял историческое значение деятельности этого монарха не только для
Пруссии, но и для Германии в целом.
Был, однако, монарх, на деятельность которого Гердер от начала и до конца
жизни смотрел с восхищением. Еще в юности Гердер посвятил Петру I
восторженную оду; несколько позже, в Риге, он пишет работу, где называет
Петра «отцом своего старого и творцом своего нового Отечества». И по сути
такое же отношение к Петру I он выражает в одном из своих предсмертных эссе,
перевод которого предложен читателю.
Сразу хотелось бы уточнить: эссе Гердера о Петре I редакция «Философской
Культуры» рассматривает только как преамбулу к серьезному разговору о
немецком мыслителе. Преамбулу скорее эмоциональную, чем углубленно
философскую. Восхищение личностью Петра не скроет от читателя ряд
исторических неточностей и, скажем так, натяжек в эссе Гердера. Переводчик
не стал отмечать все эти неточности и натяжки; осведомленный читатель их
легко заметит, менее осведомленный – найдет факты, в той или иной мере
«подретушированные» Гердером, в обширной литературе о Петре Великом.
Ценность эссе Гердера – не «фактологическая», а культурно-психологическая.
Он пытается уловить гений Петра Великого, «вжиться» в его стремления и
надежды, понять его нравственный облик и основной пафос его деятельности. И
в этой попытке культурно-психологического анализа Гердер глубоко искренен –
той искренностью, которая связана с любовью к тому, что для иных является
лишь «историческим материалом», требующим «абсолютного беспристрастия». Но
от такого беспристрастия – только шаг к равнодушию, а от равнодушия – к
неприязни. О неприязни к России мы и так знаем достаточно. Прочитаем же
внимательно то, что написано с симпатией. И почувствуем, быть может, что в
1802 году Гердер, в сущности, сказал о гении Петра то же самое, что четверть
века спустя другой русский гений выразил в своих «Стансах»:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Философия и критика
Сочинения Гердера «Фрагменты по немецкой литературе» (Fragmente zur deutschen Literatur, Riga, 1766—1768), «Критические рощи» (Kritische Wälder, 1769) сыграли большую роль в развитии немецкой литературы периода «Бури и натиска» (см. «Sturm und Drang»). Здесь мы встречаемся с новой, восторженной оценкой Шекспира, с мыслью (ставшей центральным положением всей буржуазной теории культуры Гердера), что каждый народ, каждый прогрессивный период мировой истории имеет и должен иметь литературу, проникнутую национальным духом. Гердер обосновывает положение о зависимости литературы от естественной и социальной среды: климата, языка, нравов, образа мыслей народа, выразителем настроений и взглядов которого является писатель, совершенно определённых специфических условий данного исторического периода. «Могли ли бы Гомер, Эсхил, Софокл написать свои произведения на нашем языке и при наших нравах? — задаёт вопрос Гердер и отвечает: — Никогда!»
Антон Граф. Портрет И. Г. Гердера,
Развитию этих мыслей посвящены произведения: «О возникновении языка» (Berlin, 1772), статьи: «Об Оссиане и песнях древних народов» (Briefwechsel über Ossian und die Lieder alter Völker, 1773) и «О Шекспире», напечатанные в «Von deutscher Art und Kunst» (Hamb., 1770). Сочинение «Тоже философия истории» (Riga, 1774) посвящено критике рационалистической философии истории просветителей. К эпохе Веймара относятся его «Пластика» , «О влиянии поэзии на нравы народов в старые и новые времена» , «О духе древнееврейской поэзии» (Dessau, 1782—1783). С начал выходить монументальный труд «Идеи к философии истории человечества» (Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit, Riga, 1784—1791). Это первый опыт всеобщей истории культуры, где получают своё наиболее полное выражение мысли Гердера о культурном развитии человечества, о религии, поэзии, искусстве, науке. Восток, античность, средние века, Возрождение, новое время — изображены Гердером с поражавшей современников эрудицией. Одновременно он издал сборник статей и переводов «Рассеянные листки» (1785—1797) и философский этюд «Бог» (1787).
Последними его большими трудами (если не считать богословских произведений) являются «Письма для споспешествования гуманности» (Briefe zur Beförderung der Humanität, Riga, 1793—1797) и «Адрастея» (1801—1803), заострённая главным образом против романтизма Гёте и Шиллера.
